«Белоснежка: месть гномов»: Рецензия Киноафиши
Чтобы «Женщине в черном» было не так одиноко на мартовских экранах, прокатчики нашли ей достойную пару – «Белоснежку». Теперь эти две особы, прекрасно уравновешивая и дополняя друг друга (с гармонией черного и белого не поспоришь), разумно делят пространство кинотеатра между собой: одним – готический ужас в позвоночный столб, другим – сказка о вреде бесконтрольного налогообложения и дискриминации лиц с ограниченным ростом. Правда, «Белоснежка», да еще с подзаголовком «Месть гномов», в оригинале именуется несколько иначе: Mirror Mirror (на русский это лучше всего было бы перевести как «Свет мой, зеркальце»), но, в общем, смысл сюжета ухвачен верно.
Тарсем Сингх, творец означенного постмодернистского великолепия, проделал, надо заметить, довольно хитроумный зигзаг в своей режиссерской карьере. После мощного, завораживающего, закаленного в кузнице сюрреализма, почти ни на что не похожего визионерского триллера «Клетка» и интересной детской притчи «Запределье», сделанной по следам одного старого болгарского фильма, Сингх обратился к греческой мифологии. Так появились «Бессмертные» – «сладкий сон невменяемых кутюрье и ландшафтных дизайнеров», как с максимальной точностью выразился один из питерских кинокритиков. Очередной виток творческих поисков занес Тарсема Сингха в снежное пространство немецкой сказки, где, правда, говорят сугубо по-английски, ни у кого изо рта не идет пар (самый верный признак халтуры) и народ расхаживает полуодетым, практически в одном нижнем белье, даже для виду не ежась от холода.
Впрочем, и вся «Белоснежка» в целом получилась с большим апгрейдом. После нового голливудского капремонта (а ведь и до него в «Белоснежках» не было недостатка: вспомним хотя бы полуторадесятилетней давности гениальную экранизацию Майкла Кона, с Сигурни Уивер и Сэмом Ниллом) сюжет братьев Гримм превратился в непременную для нынешнего времени смесь глянца/гламура и сарказма, полного социальных намеков. Желая потрафить всем без исключения, Сингх и его сценаристы и продюсеры смело соединили суперприторную диснеевскую карамель с издевательским постмодерном а-ля «Шрек». Как и следовало ожидать, противоречивое дитя этого мезальянса рухнуло между двух одновременно оседланных стульев прямо в прорубь, где на протяжении всех 106 минут с переменным успехом и болталось.
Собственно, если бы авторы Mirror Mirror столь усердно не поливали каждый второй кадр кленовым сиропом, они сумели бы изящно и бесповоротно расправиться с жанровыми клише. В самом деле, у них имелись: Белоснежка («Волосы у нее не черные, а грязные, а кожа просто бледная: она же 18 лет не была на солнце»; вариант: «– Я не встречал существа прекраснее. – Бросьте, какие Ваши годы!») Принц («Молод, красив, частично обнажен») Злая королева («Бывает помешательство вроде “Ах, я рядом с принцем!”… а бывают старые добрые психи. И здесь, кажется, второй случай»; вариант: «– Вы сказали, что она душевнобольная. – Так и есть, хотя до меня ей все равно далеко») Королевский служащий Брайтон («Когда я был тараканом… кузнечик два раза надругался надо мной»; вариант: «– Сегодня особый день. – Чего особенного-то? В шестой раз идете замуж») Гномы-налетчики: бывший учитель (кстати, по имени Уилл Гримм), бывший владелец пивной, бывший мясник и т. д. (суммарный девиз – с откровенно фрейдистским уклоном: «Не хочу блинчиков, хочу Белоснежку!») Прочие, по мелочи, но тоже зачастую не без огонька
Из этих персонажей, из их издевательств над сказочной условностью – идейных («Нельзя ломать законы жанра: они проверены на фокус-группах») и сюжетных («Белоснежка жила и умерла. Аминь. В два часа поминки. Шведский стол») – можно было с легкостью скроить восхитительное новое платье королевы. Тем более что в отличие от младшего поколения – слащаво-никаких Лили Коллинз и Арми Хаммера – играющая королеву Джулия Робертс практически недосягаема: таких искрометно-феерических и зубодробительных стерв, держащих в бестрепетном кулаке все пространство кадра, кинематограф, кажется, не знал уже давно. Стоит ли лишний раз упоминать, насколько блистательно справился с буффонадой своего Брайтона другой представитель старшего поколения – Натан Лейн… Однако в итоге, как и следовало ожидать, дело свелось к свадебным поцелуям, умиленным воркованиям и тягостным нравоучениям на тему того, что не следует возлагать излишнее налоговое бремя на население и тем более не следует нарушать права людей с маленьким ростом. Если бы братья Гримм узнали, что их в конце концов запишут в борцы за права гномов, они бы, возможно, крепко подумали, прежде чем усаживаться за пересказ очередной порции немецкого фольклора. Хотя, с другой стороны, они, вероятно, оценили бы полубезумный заключительный эпизод картины, где Тарсем Сингх соединил свой богатый клипмейкерский опыт со своими же индийскими корнями (в болливудской продукции перед завершающими титрами все обязательно танцуют: многолюдно, долго и счастливо) и с тем каноном, который установился для финала анимационного фильма с подачи уже упомянутого «Шрека».
Сергей Терновский