«Высоцкий. Спасибо, что живой»: Рецензия Киноафиши
Авторам фильма удалось миновать обеих крайностей, свойственных биографическим историям: копания в грязном белье и сентиментальной душещипательности, что, по современным российским меркам, почти невероятная удача. Однако им совершенно не удалось избежать той беды, которая свойственна подавляющему большинству биографических историй о творческих личностях: здесь нет почти ничего о творчестве. Есть непрерывное коловращение собирательных, полупридуманных персонажей, которые организовывают концерты, жгут корешки от нелегально проданных билетов и непрестанно друг с другом ругаются. И есть Высоцкий в отличном исполнении Безрукова (во многих кадрах настолько отчетливо видна безруковская мимика и слышны безруковские интонации, что спутать невозможно; вдобавок список исполнителей главных ролей в титрах открывается Высоцким, а завершается Безруковым), благодаря чудесам многочасового пластического грима и компьютерной графики пугающе неотличимый от оригинала, – идеальная, монументальная фигура, практически божество. Как бы парадоксально подобное ни прозвучало, но это именно так: несмотря на все перипетии с наркотиками, которые весь фильм находятся в самом центре сюжета, Высоцкий у Буслова и продюсеров – памятник самому себе. И это, естественно, рождает ожесточенную и бессмысленную полемику: одни возмущаются тем, что в картине про кумира так много наркотиков (кстати, вопрос на засыпку: как постороннюю, незнакомую девушку, да еще с целой коробкой морфина под мышкой, пускают в военный самолет, летящий через полстраны?), другие сетуют на то, что Высоцкий столь идеализирован. Ведь в жизни, как известно, это был человек, мягко говоря, с тяжелым характером. Загвоздка же в том, что сценарист и один из продюсеров Никита Высоцкий, а также Максимов, Эрнст и призванный ими в режиссеры Петр Буслов никак не могут выбраться из биографического круговорота, собственно, и порождающего подобные споры: хороший или плохой? наркоман или праведник? Между тем фактический материал, избранный создателями фильма, – клиническая смерть 1979 года и связанные с ней события – буквально предрасполагал к более глубокой версии происходящего. Почему Высоцкий стал голосом и сердцем нескольких поколений? Явно ведь не только из-за личного обаяния, актерских и песенных талантов: все это было и у других. Если бы авторы фильма хотя бы попытались ответить на подобный вопрос, то их картина смогла бы приблизиться к сердцевине не только эпохи Высоцкого, но и нашей эпохи, ибо ни одна эпоха не возникает на пустом месте, а так или иначе зарождается в недрах предшествующей.
Здесь же короля играет в основном свита. Кто-то очень хорошо (Оксана Акиньшина, например, сделала мощный актерский рывок), кто-то менее хорошо: скажем, Андрей Панин явно переигрывает. Блестяще играет музыка Руслана Муратова: многое держится благодаря ей. На полпути фильм резко сворачивает в сторону «Жизни других» Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка, Андрей Смоляков даже отчасти похож на Ульриха Мюэ, хотя степень психологической достоверности, с которой показано духовное перерождение агента спецслужб, в немецком варианте несопоставимо выше. В любом случае, перед нами не драма Высоцкого, а драма обстоятельств, его окружавших. И лишь финальный штрих – стихотворение 1979 года «Мой черный человек» – возвращает нас к масштабу истории, которая так и осталась нерассказанной:
Мой черный человек в костюме сером!.. Он был министром, домуправом, офицером, Как злобный клоун он менял личины И бил под дых, внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Я суеверен был, искал приметы, Что, мол, пройдет, терпи, всё ерунда… Я даже прорывался в кабинеты И зарекался: «Больше – никогда!»
Вокруг меня кликуши голосили: «В Париж мотает, словно мы в Тюмень, – Пора такого выгнать из России! Давно пора, – видать, начальству лень».
Судачили про дачу и зарплату: Мол, денег прорва, по ночам кую. Я всё отдам – берите без доплаты Трехкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы, Чуть свысока похлопав по плечу, Мои друзья – известные поэты: Не стоит рифмовать «кричу – торчу».
И лопнула во мне терпенья жила – И я со смертью перешел на ты, Она давно возле меня кружила, Побаивалась только хрипоты.
Я от суда скрываться не намерен: Коль призовут – отвечу на вопрос. Я до секунд всю жизнь свою измерил И худо-бедно, но тащил свой воз.
Но знаю я, что лживо, а что свято, – Я это понял все-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята, – Мне выбора, по счастью, не дано.
Сергей Терновский