«Я, робот»: Рецензия Киноафиши
В 1950 году в книге «Я, робот» Айзек Азимов придумал три закона, которым неукоснительно должен следовать всякий уважающий себя робот. 1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. 2. Робот должен повиноваться приказам, данным ему людьми, кроме случаев, когда такие приказы будут противоречить Первому Закону. 3. Робот должен защищать свое собственное существование, пока такая защита не противоречит Первому или Второму Закону. Эти законы закладываются в роботов изначально – наряду с операционной системой, и нарушить их железные братья вроде бы не могут. Но персонаж по имени Доктор Альфред Лэннинг, главный конструктор роботов и автор трех благочестивых правил, утверждает, что «случайные сегменты кода, скомпоновавшись, образуют неожиданные протоколы» и, стало быть, применительно к металлическим двуногим можно говорить о свободе воли. А там, где речь заходит о свободе воли, деньги, как известно, лучше сразу переложить во внутренний карман. И тут уж не до правил и законов, которые на самом деле созданы исключительно для того, чтобы их нарушать.
Честно говоря, я шел на этот фильм в полной уверенности, что мне в очередной раз покажут какую-нибудь невразумительную чушь вроде «Матрицы» с примитивной идеологией и мордобоем, прерывающимся только на вечерний коктейль. К тому же роботы, как, скажем, и инопланетяне, – такая тема, о которую творцы прекрасного обычно спотыкаются. Но – я ошибся. Режиссер Алекс Пройас и сценаристы Джефф Винтар и Акива Голдсман, изрядно переработавшие первоначальный азимовский сюжет, создали произведение хоть и не шедевральное, однако во всех отношениях достойное. Они сохранили мелодраматический оптимизм Азимова, базировавшийся, впрочем, не столько на писательской интуиции (тогда это был бы «женский» роман), сколько на не угасших еще в середине прошлого века идеалах научной рациональности, прозрачной, самотождественной и беременной бесконечным прогрессом. При этом диалоги и мизансцены оказались под завязку наполнены иронией, зачастую довольно черной – как раз в тон внешности Уилла Смита, играющего главного героя. Вообще затея с приглашением комика, да еще и чернокожего, на совершенно серьезную роль детектива-роботоненавистника, расследующего странные дела в компании USR (U.S.Robotics), привнесла много веселого динамизма в эту драматическую историю.
Д-р Сьюзен Кэлвин: У вас был хоть один нормальный день? Детектив Дел Спунер: Да. Однажды. Это был четверг.
Робот Санни: Здесь 2880 ступенек, детектив. Детектив Дел Спунер: Сделай одолжение: держи такие сведения при себе.
Атмосфера в «Я, робот» зачастую довольно сильно напоминает атмосферу спилберговского «Особого мнения», где ирония, правда, более сдержанна, висельна и аристократична. В то же время на игре «ученого» и «иронического» стилей авторы фильма выстраивают довольно сложную мозаику персонажей и их отношений. Конструктор роботов кончает жизнь самоубийством, чтобы привести детектива Спунера по «следу из хлебных крошек» (на столе в его кабинете лежит сказка «Гензель и Гретель») к тому, кто хочет насильно переделать человеческий мир по собственному вкусу. Конструктора связывают со Спунером особые отношения: когда-то он вживил детективу руку, плечо и легкое в рамках программы «экстенсивной репарации раненых полицейских». Герой Смита, причастившийся кибернетических технологий, встречает другое – всецелое – создание своего друга: робота Санни (Sonny), чье имя переводится как просто «сынок» (недаром этот необычный робот называет своего создателя исключительно «отцом»). От Санни и компании USR еще одна сюжетная линия протягивается к Сьюзен Кэлвин, специалисту по психологии в робототехнике. Именно контраст ее манеры думать и говорить (выверенная логичность и целенаправленность мыслей и поступков, страсть к монологам о «соответствии когнитивных моделей компонентам психики») с манерами и речью классического раздолбая Спунера, облаченного в дикое сочетание кожаного плаща с кроссовками и обходящегося в основном словами «bullshit» и «kind’o’shit», и составляет один из силовых контуров интриги. Научение робота Санни, наделенного аниматорами отличными мимическими характеристиками, человеческим чувствам происходит параллельно и перекрестно с научением чувствам самих главных героев: «сердце» не выходит из их лексикона на протяжении всего фильма. Противоположным полюсом оказывается развитие главного робота с женской аббревиатурой V.I.K.I., в конце концов истолковавшего (истолковавшей) три закона для роботов в том смысле, что для блага одной части человечества необходимо истребить другую его часть: твердая и последовательная гуманистическая логика всегда, как известно, заканчивается тоталитаризмом. Впрочем, с другой стороны, как заметил еще Сент-Экзюпери, «логика приводит нас туда, где мы назначим ей свидание».
К сожалению, революция роботов венчается большим пиф-пафом, где Уилл Смит честно отрабатывает свой героизм, а создатели спецэффектов – современные технологии. Более мрачный, камерный и эстетский финал, несомненно, пошел бы только на пользу этому фильму. Впрочем, концовка все-таки не настолько проста, чтобы состоять из поцелуев, шуток и рэп-зонгов на озвучку: последний кадр представляет собой визионерско-профетическую сцену сбывшегося сна, уходящую в финальную темноту под проникновенную симфоническую музыку Марко Бельтрами.
Vlad Dracula