«Волкодав из рода Серых Псов»: Рецензия Киноафиши
В «Волкодаве» интереснее всего зримое несоответствие между сверхгуманистическим сюжетом, пропитанным социально-освободительными мотивами, и кровавой цинично-эстетской «картинкой», переиначивающей откровенные цитаты из «Властелина Колец» в духе французских триллеров рубежа тысячелетий. Николай Лебедев, конечно, создал явно не шедевр, но его новый, с большими, кстати сказать, мучениями снятый фильм – благодатное поле для любого анатома от киноведения.
Несмотря на то что «Волкодав» представляет собой славянское фэнтези, в основе его лежит пафос отнюдь не славянский, отнюдь не фэнтезийный, да и вообще совершенно не эпический и не мифологический. Фильмом отчетливо движет идея «религии угнетенных», то есть – фактически – христианства, с наивной радужностью перетолкованного филантропами и христианскими социалистами, воспитанными эпохой Просвещения. Главный герой – бывший раб, сбросивший с себя рудниковые цепи, и вереница его подвигов – постоянное спасение невинных, обездоленных, слабых, сирых и угнетаемых от колоритной череды поработителей. Апогея этот идеологический пафос достигает в сцене, когда персонаж Александра Бухарова выкупает из рабства, привечает и затем спасает от смерти юного, беззащитного и ангелоподобного книжника (Артем Семакин), зело искушенного во всякой грамоте и проповедующего некую веру для всех, «даже для рабов» (конец цитаты). Кроме того, будучи, если верить фильму, неограниченно могучим воином, главный герой обладает нежнейшей, как конфеты «Птичье молоко», душой, а посему направо и налево жертвует волшебный порошок, позволяющий излечивать от смертельных ран, ничего не оставив для собственного исцеления. Не удивительно, что на фоне столь беспримерного добротолюбия Волкодаву постоянно является Наталья Варлей, благородно постаревшая со времен кавказских Шуриковых проделок и загримированная под древнеславянскую версию Богородицы, и каждый раз уверяет его, что миром правит любовь.
Между тем режиссер Лебедев посредством монтажа и визуальных эффектов делает все, чтобы опровергнуть свои же (и романистки Марии Семеновой) словесные утверждения. Пространство кадра, регулярно декорируемое фонтаническими струйками крови, такими же манерными и прихотливыми, как линии на модернистских полотнах, свидетельствует совсем не о силе любви, но о волшебной силе искусства убивать и быть убитым. Многие эпизоды и мизансцены откровенно позаимствованы из «Властелина Колец» (взять хотя бы главного злодея с комическим именем Жадоба – явный клон Саурона с элементами Дарта Вейдера); кое-что одолжено из «Звездных войн», особенно превращение богом грозы (имя Перун никто не называет, дабы лишний раз подчеркнуть, что все персонажи вымышлены, а все совпадения случайны) обычного меча в световой; оставшееся «добито» цитатами из британского телесериала «Робин Гуд», которым в конце 80-х до потемнения в глазах засматривалась советская детвора. Но настоящее торжество Лебедева-режиссера, какую бы густую тень ни наводил на славянский плетень Лебедев-сценарист, наступает тогда, когда кнесинку Елень незаметно преследует по градской улице метатель ножей, а за ним идет заглавный персонаж: вся эта снятая во французском вкусе триллерная процессия, равно как и эстетское, почти параджановское любование рассыпавшимися яблоками или классическая для российского кинематографа сцена запуска архаического летательного устройства, говорит о постановщике «Волкодава» гораздо больше, чем высокоидейные тирады, пародийная свиноподобная Нина Усатова, вообще непонятно для чего зафиксированная на пленке, и промазанный нечеловечески густой патокой счастливый финал, где прекрасные свершения и благородные самоотречения утрамбованы с такой плотностью, что до самого последнего кадра опасаешься, как бы съемочная группа совсем не лишилась остатков разумения от столь ослепительного восторга. Добавьте к этому чудесному винегрету от главных русских продюсеров Дишдишяна, Мовсесяна, Даниеляна и примкнувшего к ним Мороза нескольких камбоджийских летучих лисиц, извлеченных, видимо, прямиком из полпотовских закромов, а также толпу словацких и казахских каскадеров и Свято-Никольский хор Государственной Третьяковской галереи – и вы поймете, какому незабываемому зрелищу стали (или, наоборот, еще только станете) свидетелями.
Vlad Dracula